Победа поколений
Воспоминаниe о войне – история Холокоста
Трудно вспоминать о страданиях, но я знаю, как важно делиться этими историями.
Я выросла под Одессой в маленьком городке Врадеевка. Мы были счастливой семьей. У меня были две старшие сестры, Гиттель и Хая, и брат Иосиф. При рождении мне дали имя Ривка, но со времени войны никто не называл меня этим именем.
Мне было восемь лет, когда началась война. Однажды я просто играла на улице с подругой, когда мы услышали гром. Я побежала в дом. Я была очень напугана. Вскоре я поняла, что мы слышали не гром, а первую бомбардировку. Я была ребенком и еще не понимала значения слова «война».
Мой отец был портным, поэтому в начале войны его отправили в Одессу, работать на фабрике. Других членов моей семьи отправили работать в поле.
Однажды мы услышали рев мотоциклов и лай собак. Это немцы пришли во Врадеевку. Мама знала, что нацисты нас ищут, и местные полицаи им помогают, поэтому сказала, что нам нужно убежать и спрятаться. Трудно описать, что мы с мамой чувствовали, когда дни напролет искали убежища в сараях, чтобы провести там ночь. Мы утром уходили из чужих сараев, чтобы к ночи опять искать ночлег. Мы не знали, где остальная часть нашей семьи.
Однажды мы услышали от местных жителей, что евреи могут вернуться домой, если они могут работать в поле. Мы так обрадовались! Мы с мамой явились в офис для регистрации на работу. Но мама интуитивно почувствовала опасность. Она вывела меня на улицу, нашла стог сена и спрятала внутри. Вскоре после того, как стемнело, мы услышали выстрелы. Я была еще ребенком, но поняла, что людей, которые приходили записываться на работу, убивают. Мама спасла нам жизнь.
Мы ходили из деревни в деревню, прося хлеба и воды. Прошло почти семь десятилетий, но по сей день, когда я ем хлеб, я вспоминаю, как кто-то отдал нам черствый прогорклый кусок. Мама отдала мне весь хлеб, хотя сама была голодна. Я хотела отложить его на потом, но была так голодна, что не могла сдержаться и съела весь кусок за секунды. Я учу своих детей, внуков и правнуков ценить все, что у них есть, и быть благодарным даже за самые простые вещи. Я помню, как среди ужаса, голода и боли встречались добрые люди, которые испытывали сострадание и нам помогали.
Мама узнала, что украинцы могут взять еврейских детей, если крещены, поэтому она придумала план, как вернуть меня во Врадеевку и отдать в семью, которую она знала до войны. Хозяйка дома Елена хорошо знала меня, потому что я была близкой подругой ее дочери. Я помню, как умоляла маму не оставлять меня. Мое маленькое сердце разрывалось, как будто я знала, что прощаюсь с мамой навсегда. Сегодня, когда я смотрю на свою семью за нашим субботним столом, я понимаю, что, уйдя, мама пожертвовала своей жизнью, чтобы спасти меня и все те поколения, которые пришли позже.
Моя приемная семья действительно крестила меня, дав мне новое имя – Лида. Однако даже в моем молодом возрасте мне было ясно, что церемония крещения не изменила того факта, что я еврейка.
Вскоре нацисты издали новый указ, согласно которому всех еврейских детей нужно было отвести в сарай в соседней Богдановке. Я не хочу описывать то, что мы видели, когда прибыли… Сотни тел в сарае… Солдаты кричали, отдавая приказы, и нас поставили к стене. Мы ждали, что нас расстреляют, но румынский офицер внезапно приказал не открывать огонь и велел всем нам бежать – просто бежать. Это было чудо.
В конце концов, я вернулась к Елене и ее семье во Врадеевку. К сожалению, вскоре меня забрали из безопасного места и отвезли в соседнее гетто. Я помню лежавшую на земле женщину, которая рожала и кричала. Этот крик у меня стоит в ушах до сих пор. Я так хотела, чтобы мама пришла и спасла меня от этого ужаса. Мы были детьми, голодными и напуганными, и нам были нужны родители. Ни один ребенок не должен проходить через такое.
Среди местных жителей были добрые люди, которые приносили нам хлеб и воду. Я стояла рядом с мальчиком, который был на несколько лет старше меня, и мы слышали, как украинская женщина спрашивала охранника, может ли она взять нас двоих на ночь, пообещав утром привести нас назад. Каким-то чудом охранник разрешил нам уйти с ней. Мы пришли к ней домой, и она указала нам в сенях место, где мы могли переночевать. Ночью мальчик сказал мне, что нам нужно бежать, иначе утром нас могут вернуть в гетто. Мы открыли тихонько дверь и выбежали.
Была зима и невыносимо холодная ночь. Мы бежали, пока не увидели стог сена. Мальчик показал мне знаком забраться внутрь и велел ни в коем случае не спать. Он сказал, что, если я засну в этом холоде, то замерзну. Измученная и голодная, я не могла держать глаза открытыми. Всю ночь он будил меня каждые несколько минут и, в конечном счете, спас мне жизнь.
Когда наконец настало утро, мой спаситель сказал, что нам небезопасно оставаться вместе, и посоветовал мне бежать как можно дальше от нашего убежища. Он объяснил, что только когда убегу достаточно далеко, я смогу постучать кому-нибудь в двери и попросить местных впустить меня.
На мне была хлипкая обувь, совершенно не подходящая для холодного снега на земле. Очень скоро мои ноги онемели от мороза, а пятки буквально прилипли к обуви. Именно тогда, когда во мне больше не осталось сил, я была спасена. Я постучала в дверь, и меня впустила в дом женщина-украинка, которая оказалась народной целительницей. Она провела недели, смазывая мои пятки мазями и лекарствами, возвращая меня к жизни. Когда я, наконец, снова смогла ходить, я попросила мою спасительницу отвезти меня обратно к Елене во Врадеевку.
Приехав туда, я узнала, что мой брат избежал смерти, убежав в Одессу. Там он воссоединился с нашим отцом, который, к счастью, был жив и работал на заводе. Эта новость наполнила меня надеждой. Мы послали весточку моему отцу, и ему удалось договориться, чтобы меня отвезли в Одессу. Вы можете только представить наше воссоединение после двухлетней разлуки! Мне дали работу – вязать перчатки и носки на фабрике. Хотя мы были вне себя от радости воссоединения, но страдали из-за того, что не знали, где находятся другие члены нашей семьи. Мне часто снилась мама и тот последний раз, когда я ее видела.
Неожиданно нас вместе с другими заводскими рабочими перевели в сарай посреди поля, где никого и ничего не было вокруг. Мой старший брат часами ходил с лопатой, надеясь выкопать из земли хотя бы остатки овощей. Дни были долгими и изнурительными, голод невыносимо мучил нас. И вот однажды мы проснулись и поняли, что охранников больше нет. Мы не знали, что происходит в мире, потому что были полностью изолированы.
Мы дошли до ближайшего села и спрятались в пустом доме. До нас доходили слухи об отступлении нацистов, но боялись покинуть убежище. Помню, среди ночи кто-то постучал в наше окно. Мы были напуганы, но услышали, как советские солдаты кричат нам, что война закончилась. Я никогда не забуду, как босиком, измученные и голодные, мы отправились домой. У нас не было ничего, кроме разорванной одежды, но мы выжили. Мы шли молча, совершенно ошеломленные. Я молилась, чтобы моя мама и мои сестры ждали нас дома. Но наш дом был разрушен, и поэтому мы переехали в пустой дом неподалеку, ожидая новостей. Со временем я поняла, что мама и мои сестры не вернутся домой.
Жизнь продолжалась. Мы чувствовали, что обязаны восстановить и продолжить семейное наследие. Чтобы чтить память погибших, мы должны были жить.
Я познакомилась со своим будущим мужем Исааком сразу после войны, когда нам обоим было по тринадцать лет. Мы поддерживали связь, а когда нам исполнилось девятнадцать, мы поженились и создали семью. Мы сосредоточились на будущем, пытаясь дать нашим детям все, что в наших силах, несмотря на немыслимые потери, которые мы пережили.
В 1973 году, когда моя дочь выходила замуж в Одессе, мы пригласили ближайших родственников жениха на предсвадебный ужин. Как-то заговорили о трудностях военных лет. Один из гостей, дядя жениха, Бецалель Голдер, поделился некоторыми своими воспоминаниями, а затем сказал: «Я прятался в стоге сена с маленькой девочкой. Ее звали Лида. Я так боялся, что она заснет и замерзнет насмерть, поэтому не давал ей спать всю ночь. Утром я посоветовал ей бежать подальше от того места, и я не знаю, что с ней случилось. Я часто думаю, выжила ли она».
Я помню, как в тот момент хватала ртом воздух. Я не могла дышать. Представляете, каково было встретить моего спасителя десятилетия спустя? Я плакала от благодарности, а затем мы все вместе плакали о тех, кто выжил, и о тех, кто погиб.
В апреле 1977 года моя семья иммигрировала в США. Живя в Советском Союзе, мы были незнакомы с нашим еврейским наследием. На наш первый субботний ужин нас пригласили в свой дом русскоязычная еврейская семья Спиваков, которые были последователями Любавичского Ребе. Для нас это была первая встреча с красотой наших еврейских традиций. Сидя за субботним столом, я чувствовала себя так, как будто нашла недостающий кусочек полноценной картины моей жизни.
Я благодарна Б-гу. Я считаю, что Б-г спас меня не зря. Я построила большую красивую еврейскую семью – двое детей, четыре внука и одиннадцать правнуков. Багословен Творец.
Перевод с английского В. Крастошевского