Лев Фурман родился в Ленинграде, ныне Санкт-Петербург, в 1947 году. Его отец Михаил был советским военно-морским офицером, а мать Белла – медсестрой. Несмотря на советские запреты, Льву сделали обрезание на восьмой день от роду, как того требует еврейский закон. Когда ему исполнилось двенадцать лет, отец нашел учителя, хасида-хабадника по имени Авраам Абу, чтобы тот научил сына основным еврейским законам. Это было довольно опасное решение, поскольку коммунистическое правительство запрещало соблюдение религиозных обрядов. Эти секретные уроки длились несколько месяцев, пока Льву не исполнилось тринадцать.
В 1970 году Лев участвовал в пасхальном седере. Хотя тот седер не был полностью кошерным, но он, по существу, был символом надежды и свободы. В 1973 году, когда Лев отслужил год обязательной военной службы, семья Фурман подала заявление на выездную визу для иммиграции в Израиль. Их просьба была отклонена, и семья попала в группу отказников (люди, которым было отказано в разрешении на выезд из СССР). В Советском Союзе статус отказника неофициально приравнивался к пожизненному заключению; быть отказником – значило потерять работу, и государство считало его изгоем общества. Отчаявшись заработать средства на содержание семьи, Лев, инженер, вынужден был пойти работать кочегаром.
Льва не угнетала его работа, он проводил свободное время, изучая иврит, а затем и сам стал учить других. Он также начал активно сотрудничать с другими отказниками, делясь информацией и получая подпольно пакеты религиозных материалов из Израиля, Европы и США. В такие пакеты входили молитвенники, учебники иврита, литература об Израиле и религиозные предметы.
Жизнь Льва полностью изменилась в 1974 году, когда он встретил своего товарища, такого же отказника Ицхака Когана, которого впоследствии стали называть “цадиком (праведником) из Ленинграда”. Ицхак происходил из религиозной семьи. Его дед по материнской линии, Йосеф Тамаркин, был близок к шестому Любавичскому Ребе, рабби Йосефу Ицхаку Шнеерсону; а сам Ицхак был связан с Ребе, рабби Менахемом Менделем Шнеерсоном. Лев и Ицхак стали близкими друзьями, и в семье Коганов Лев познакомился с еврейским образом жизни и религиозными традициями, что в Советском Союзе было и редкостью, и запретом. Примерно в это же время он получил свой первый талит в подарок от евреев с Запада, вместе с журналом “Возрождение”. Лев часто рисковал собственой безопасностью, желая помочь Ицхаку и его жене Софе в их опасной работе по возрождению иудаизма.
Борясь за свою свободу и за свободу советских евреев, Лев ездил по крупным советским городам, обучая основам иудаизма еврейскую молодежь страны. В 1976 году он и другие отказники отправились в поездку из Ленинграда в Москву, чтобы сыграть пуримный спектакль (пуримшпиль).
В 1977 году отец Льва был арестован за поддержку сына в его неповиновении советскому режиму и заключен в тюрьму на 10 суток. Сам Лев был арестован через три месяца и получил 15 суток ареста. После освобождения он продолжал преподавать иврит и помогать Ицхаку Когану в его работе.
В 1978 году Лев присоединился к семье Коганов и еще пятидесяти гостям на своем первом кошерном седере. Через два года Лев начал соблюдать кашрут и Шаббат. В Советском Союзе это было очень сложной задачей. У евреев в Ленинграде не было кошерного мяса, пока Ицхак сам не научился делать шхиту, кошерный забой, а позже стал шохетом для всего Советского Союза.
1983 и 1984 годы были особенно тяжелыми для Льва, когда он столкнулся с КГБ и советской милицией. За Львом теперь часто следовали на улице агенты КГБ и устраивали провокации по поводу и без повода. Например, однажды, когда он перешел улицу на красный свет, неожиданно рядом появился милиционер. Для ареста обычно требовалось два свидетеля. Из ниоткуда тут же возникли свидетели, явно подготовленные для дачи правильных показаний. Было организовано множество подобных провокаций, которые конечно же усложнили жизнь семье Фурманов. Агенты КГБ часто производили обыски. Лев вспоминает: “У мамы было слабое сердце. Она очень переживала из-за опасностей, которым мы себя подвергали в нашей борьбе за свободу. Однажды, когда приехала милиция с ордером на обыск, мама так плохо себя почувствовала, что не смогла встать с постели. Это было ужасно”.
Лев вспоминает, как однажды Ицхак спросил Льва, первенец ли он в семье. Он был удивлен этим вопросом, но Ицхак объяснил, что существует ритуал, называемый “выкупом первенца”, или пидьон-абен. Посредством этой мицвы еврейский первенец “выкупается” через 30 дней после его рождения. Ицхак настоял на том, чтобы Лев прошел эту церемонию, несмотря на его возраст, объяснив Льву, что он, Ицхак, – коэн и, следовательно, может выполнить этот ритуал. Все, что было необходимо, – это серебряный предмет, поэтому Лев принес по этому случаю старую серебряную ложку. Он до сих пор не может полностью осознать чудесный результат этой церемонии – сразу после нее прекратились очные ставки, обыски и аресты.
“Семья Коганов много рассказала мне о моем еврейском наследии, – говорит Лев. – Я был очень обрадован, когда в 1987 году они, наконец, получили визу в Израиль. Незадолго до их отъезда я встретил свою жену Марину на прощальной вечеринке других отказников, которые, наконец, получили разрешение на выезд.
Мы поженились два месяца спустя под хупой. Марина была родом из Киева. Она была отказницей с 1979 года. Ее история была намного сложнее моей, потому что она не только переживала эмоционально, но и страдала от реальных издевательств в течение пяти лет до нашей встречи. Прямо перед нашей первой встречей Марина написала письмо, в котором рассказала про все издевательства, которым подверглись она и ее мать с тех пор, как подали заявление на иммиграцию в Израиль. Я воспользовался своими связями с Западом и отправил письмо в Англию, где его прочитали на БиБиСи. После этого вызывающего акта неповиновения наше положение стало еще более тяжелым.
Когда Марина была беременна, агенты КГБ дали нам понять, что, если мы не откажемся от борьбы, ни Марина, ни наш будущий ребенок не переживут роды. Мы заплатили врачу, пытаясь предотвратить любые “несчастные случаи”, но, когда 6 марта 1987 года у моей жены начались схватки, этот врач так и не появился на работе. Я до сих пор в шоке от событий того дня. Позже я узнал, что во время схваток у Марины кто-то ввел ей неизвестное лекарство. Она помнит, как “уплыла”. Это могло закончиться печально, но Всевышний пришел нам на помощь. Начальник отделения больницы, который не знал о заговоре КГБ, вошел в комнату, услышав ее крик, и таким чудесным образом сумел спасти две жизни. Поскольку посетителей, даже мужей, в советские родильные дома не допускали, я узнал об этом инциденте из очень короткого телефонного разговора с Мариной. Сказать, что я был в ужасе, было бы преуменьшением. В тот день я написал на стене напротив ее окна: “Марина, ты мой герой”.
Спустя годы мы пытались найти этого врача, чтобы поблагодарить его за то, что он сделал, но, к сожалению, его уволили сразу после инцидента, и у нас больше не было возможности увидеть его. Мы назвали нашу девочку Алией, надеясь, что она станет живым свидетельством стойкости еврейского народа. Работники ЗАГСа не хотели регистрировать это имя, но мы продолжали наши протесты и борьбу за свободу”.
В 1987 году в Вашингтоне прошла демонстрация в поддержку советских евреев под лозунгом “Отпусти народ мой!”, в ней приняли участие около 250 тысяч человек. Демонстрация состоялась накануне государственного визита Михаила Горбачева в Америку. Семья Фурманов в это время со своими самодельными плакатами вышла на Дворцовую площадь в Ленинграде, где в 1917 году разворачивались события большевистской революции. Неудивительно, что за ними следили агенты КГБ и их сразу же арестовали вместе с маленькой дочерью.
В отделении милиции Марину и Льва разлучили с ребенком, и они услышали ее крик в другой комнате. Лев был заключен в тюрьму на 10 дней и освобожден в первый день Хануки. В последний день праздника Фурманы пережили ханукальное чудо: они получили выездные визы, чтобы наконец иммигрировать в Израиль!
Они приземлились в Израиле в День независимости страны, наблюдая за салютом из самолета. Для них это был личный День независимости.
Семья Фурманов была встречена многими бывшими отказниками и друзьями со всего света. А для Льва оказалась особенно волнующей и радостной встреча с Ицхаком Коганом. Софа Коган дала Марине простой совет: “В Советском Союзе вы научились выживать. Здесь, в Израиле, вам нужно научиться жить”. Фурманы часто вспоминают эти глубокие слова.
Жизнь шла своим чередом, и в 1994 году в семье появилась вторая дочь Михаль, названная в честь отца Льва. Лев устроился учителем иврита и работал с новыми иммигрантами. Марина работала в United Jewish Appeal, и в конце концов стала основным спикером организации, путешествовала по миру как адвокат и защитник государства Израиль.
Ицхак Коган продолжил свою работу на благо еврейского народа. Он следовал указаниям Любавичского Ребе и получил задание эвакуировать еврейских детей из района Чернобыля после аварии. Ицхак участвовал в организации драматической переброски еврейских детей из опасной зоны в Израиль. В конце концов, семья Коганов, следуя инструкциям Ребе, вернулась в бывший Советский Союз, чтобы способствовать восстановлению еврейского образа жизни после падения коммунизма. Они оказались в Москве, где Ицхак стал главным раввином синагоги на Большой Бронной.
В 2001 году Лев и Марина посетили бывший Ленинград, ныне Санкт-Петербург, впервые после иммиграции. Лев встретился с Ицхаком в Москве, и это была трогательная встреча. Хотя улицы и окрестности выглядели как прежде, два друга встретились в совершенно другой реальности. Они больше не были узниками большевизма. Они выиграли свою битву, точно так же, как в истории Хануки победили Маккавеи. Пусть их смелая борьба станет благословением для нашего народа.
Перевод с английского В. Крастошевского
“Отказники”, которые отказались предать ценности иудаизма – Семья и община (chabad.org)